На следующий день мои догадки косвенно подтвердились. Диктор программы «Время» поведала с экрана, что предварительно число погибших около трех тысяч и более тридцати тысяч раненых. Конечно цифры страшные, но даже если сделать скидку на цензуру и естественное желание занизить потери, то это во много раз меньше, чем в моей реальности. Тогда погибших было более 25 тысяч только официально, а по слухам до ста тысяч, что тоже скорее всего не правда и сильно преувеличено.

Еще одно кардинальное отличие от первоначального варианта: не было разбившегося Ил-76 со спасателями, вылетевшего из Баку в Спитак на следующий день после землетрясения. В этот раз он не врезался в гору при заходе на посадку. Никто и не заметил этого счастливого изменения реальности кроме меня. История начала меняться и явно в лучшую сторону, по крайней мере пока.

И если спасти огромное количество простых людей у меня получилось, то все остальные последствия землетрясения отменить было не в моих силах.

Экономика Армянской ССР была уничтожена процентов на сорок, полмиллиона жителей лишились жилья и всего имущества. Горбачеву пришлось просить гуманитарную помощь за границей, настолько тяжелая сложилась ситуация для советской экономики и так переживающий не лучшие времена. Если вспомнить, что авария на Чернобыльской станции случилась всего два с половиной года назад, и расходы на ликвидацию последствий оказались астрономическими, то совсем грустно становится.

И это на фоне сильнейшего затяжного падения цен на нефть и газ с начала восьмидесятых, основного источника твердой валюты для страны, окруженной железным занавесом.

Некоторые историки и экономисты считают эти две катастрофы: Чернобыльская и в Спитаке — теми соломинками, которые переломили хребет верблюду советской экономики. Хотя это скорее бревна, а не соломинки.

Десятое декабря объявили днем траура, с каждого рядового собрали по рублю в фонд помощи пострадавшим в Армении. С офицеров взяли по три рубля. Отказавшихся не было. Все в точности как раньше, здесь никаких изменений.

Интерлюдия

8 декабря 1988 года вечер

Ереван ул. Налбандяна здание КГБ Армянской ССР

Кабинет председателя

Генерал Баграмянц с посеревшим осунувшимся лицом молча невидящим взглядом смотрит на трещину в стене. Два дня назад ее не было.

Секретарь через коммутатор напоминает, что в приемной уже полчаса ждет его заместитель подполковник Меликян.

— Пусть зайдет

Зам выкладывает на стол папку с последними сводками и подробно излагает оперативную обстановку. Но мысли генерала занимает явно что-то другое.

— Это был не подземный ядерный взрыв? — неожиданно прерывает он докладчика.

— Совершенно точно — нет. Сейсмологи дают сто процентную гарантию, что эпицентр был на глубине пятнадцати-двадцати километров недалеко от Спитака. Шахту такой протяженности незаметно пробурить невозможно. Тем более опустить на такую глубину ядерный заряд. Я лично консультировался у академика Амбарцумяна, он утверждает, что это невозможно с нашими технологиями.

— В Туркмении, когда тушили скважину, смогли пробурить и подвести заряд на глубине? — проявил неожиданное знание предмета генерал.

— Скрыть такие масштабные работы на территории республики невозможно. Мы бы абсолютно точно об этом знали. Потребовалось бы несколько сотен единиц спецтехники, работа не менее двухсот специалистов в течение полугода. Абсолютно невозможно.

— Что тогда остается?

— Ученые допускают возможность прогнозирования землетрясений с точностью до нескольких месяцев. Но чтобы и день и место и время указать — о таких технологиях им ничего не известно. Либо это сверхсекретная разработка по линии Минобороны, либо… Выяснилось, что подобные предупреждения о землетрясении с указанием точной даты ранее получили несколько журналов в Ереване. Но они не придали значения этим «сигналам». После произошедших событий вспомнили об этих письмах. Обещают найти оригиналы к завтрашнему дню. Все отправлены из Баку в начале ноября месяца, задолго до появления «предсказателя».

— Никаких либо! — отрезал генерал, для убедительности хлопнул ладонью по столу, словно там объявился особо крупный неуловимый таракан. — Только экстрасенсов нам не хватало. Готовы предложения по нейтрализации этой фальшивки?

— Так точно. Все готово. Аналитики предлагают не опровергать предсказания «старца», а провести дискредитацию источника. Тираж газеты всего пятьсот — семьсот штук. Мы обладаем несколькими вырезками в качестве образцов. Специалисты предлагают отпечатать несколько тысяч похожих статей якобы этой же газеты, но текст заменить на другой. Если использовать обширную агентуру и распространить наши «вырезки из газеты», то настоящую статью никто больше не увидит, их всего несколько десятков на руках осталось. И они быстро затеряются среди тысяч фальшивок.

— Что предлагаете изменить в статье? — заинтересовался генерал.

— Ленинокан исправим на Лениноран. Названия на слух очень похожи, тем более, что газета именно из этого города. Первая мысль, что перепутали по созвучию. Дату исправить с седьмого декабря на двенадцатое. Упоминаний о Спитаке вообще не будет.

— Молодцы. Очень хорошее решение нашли. Но недостаточное. Отпечатайте еще тысячу экземпляров и переправьте по своим каналам в Баку, пусть там распространят. Письма с вырезками не должны отличаться.

— Будет сделано, товарищ генерал. Осталось решить, что делать с этим чабаном-предсказателем?

— Отправьте хорошего специалиста в Лениноран. Пусть на месте разберется. Думаю пограничники не откажут в прикрытии для нашего человека. Я позвоню в Арташат начальнику отряда.

Конец интерлюдии

Глава 30

Сижу, никого не трогаю, изучаю русско-персидский словарь, размышляю о высоких материях и ужине заодно, в свое личное свободное время размышляю, между прочим, с официального разрешения сержанта Сидоренко. И тут в библиотеку заваливается Саламбек Евлоев, и гадать не приходится, что по мою душу. Испорчен вечер гарантировано.

Естественно гость направляется прямиком ко мне, без приглашения усаживается рядом и с любопытством заглядывает в мою же книгу.

— Можно? — на редкость наглый и бесцеремонный товарищ. Спрашивать разрешение присесть, когда уже плюхнулся рядом — сие моветон в приличном обществе. Впрочем, где Саламбек и где оно то общество?

— Чего надо? Выдача книг вон в той стороне. Там тетенька продавец за прилавком, к ней обращайся.

— Говорить надо, — непробиваемый товарищ не поддается на троллинг, наверное потому, что явление не известно в этом времени еще.

— В библиотеке не разговаривают, сюда приходят книги читать. Теодор Драйзер вот в том шкафу, на третьей полке. Там вся трилогия и «Финансист» и «Титан» и «Стоик»

Это был сильный удар, так что даже хваленное самообладание ингуша дало трещину. На физиономии на секунду явственно проступило удивление, смешанное с какой-то детской обидой. Словно кто-то ненароком выдал его самый сокровенный секрет. В принципе так оно и есть. Все-таки чистокровный нохчи, читающий Драйзера, выкраивающий у службы редкие часы свободного времени — это очень редкое явление. Хотя знавал я чеченца — профессора математики. Очень умный и интересный был мужик. Впрочем, почему был — он и сейчас жив, тоже служит наверное где-то, ровесник мой нынешний.

— Откуда…? — замялся рядовой Евлоев, пытаясь сформулировать мысль. Что впрочем ему так и не удалось.

— Нетрудно было догадаться. Это же не секрет, что ты мечтаешь стать миллионером. Сам об этом на каждом углу треплешься. При всем богатстве выбора здесь других книг, способных научить, как делать деньги нет.

— Осуждаешь? — насупился ингуш, по розовой мечте которого потоптались кирзовым солдатским сапогом.

— Как ни странно — нет. На Востоке торговля всегда была почетным занятием, и если советская власть не смогла перевоспитать нохчей и галга, то мне и подавно это не удастся. Тем более, что вы не одиноки — весь Кавказ и Средняя Азия точно такие же. Тысячелетняя традиция, смысл с ней бороться? И вообще! Ты сюда за книгами пришел или мне мешать будешь?